Из дневников (Извлечения) - Страница 5

Вчера началось грандиозное движение пяти дивизий на Уфу. Завтра выезжаем на фронт. Снова кочующая жизнь, снова непрерывные передвижения, грохот орудий, бряцание ружей, транспорты, обозы, полки, полки и полки… Снова боевая жизнь, полная тревоги и захватывающей радости — глубокой и страстной.

Чишма, 2 июня

ИЗ БЕЛЕБЕЯ НА УФУ

Мы тронулись ранним утром. Дорога шла чудным, цветущим лесом. В солнечных лучах играли, переливались чуть налившиеся зеленые листья. Мы свежи и бодры — все верхами, Чапай с Исаем на паре коней. Мы ехали в горы, ехали с гор, проезжали чистые ключевые речки, ехали черемуховой аллеей. Дорога как в сказке — светлая, тихая, пахучая…

— Тов(арищ), куда идешь?

— Обратно в часть.

— А что хромаешь?

— Раненый.

— Когда ранили?

— Пять дней назад.

— Что же не лечишься?

— Некогда, товарищ, теперь нам не время лечиться, воевать надо. Вот убьют — лягу в могилу, — там делать нечего, там и лечиться буду.

Захватило мне дух от радости за его слова. Посмотрел на него с любовью, с глубоким уважением и поехал дальше…

30 июля

ОТЗЫВ В ЮЖГРУППУ

На мое имя пришла телеграмма:

«Вследствие ходатайства, возбужденного своевременно, Вы освобождаетесь от занимаемой должности. Постановлением Ревсовета военкомдивом назначается состоящий для поручений при командюжгруппе тов. Батурин, которому по прибытии предлагаю сдать дела и немедленно прибыть в распоряжение Ревсовета Южгруппы.

Член Ревсовета Южгруппы Баранов».

Может быть, это просто уваживается мое устное ходатайство перед Ревсоветом, когда мы с Чапаем были в Самаре. Но с тех пор уже давно много воды утекло… Мы с Чапаем работаем дружно. Нам расстаться тяжело. Я позвал Чапая к себе. Знаешь, говорю, телеграмма насчет меня?

— Знаю, — сказал он тихо.

— Ну что, брат, знать, пришло время расставаться навсегда…

— Пришло… Да и как же не прийти, раз все время ты просишь о переводе…

— Ну, брат, врешь, письменно не было ни разу, только что при тебе же, в Самаре.

— Так как же? — изумился он.

— Да вот так.

— Ну, а ты сам?

— А сам я, скажу откровенно, затосковал. Мне все-таки тяжело расставаться с дивизией, в которую врос, с которой сроднился. Особенно теперь, когда я узнал, что она перебрасывается к Царицыну, а там, может быть, и на Северный Кавказ…

— Так я тогда подам телеграмму, немедленно подам, чтобы тебя оставили здесь.

— Что ж, подавай.

— А ты подпишешься?

— Мне неудобно самому-то, а вот когда оттуда спросят, согласен ли я сам, — скажу, что согласен. Пока катай один.

Чапай ушел домой и послал телеграмму с просьбой оставить меня на месте…

4 августа

На телеграмму Чапая ответили очень просто и резонно:

...

«Тов. Фурманов освобождается от занимаемой им должности в силу ходатайства, своевременно возбужденного им, а не в силу разногласий с Вами. Кроме того, тов. Фурманов намечен для замещения другой должности, и постановление Ревсовета отменить не представляется целесообразным. Тов. Батурин сегодня выезжает через Саратов по назначению.

Член Ревсовета Баранов».

6 августа

ЧАПАЙ

— Наполеон командовал всего 18 — 20-ю тысячами, а у меня уж и по 30 тысяч бывало под рукой, так что, пожалуй, я и повыше него стою. Наполеону в то время было легко сражаться, тогда еще не было ни аэропланов, ни удушливых газов, а мне, Чапаеву, — мне теперь куда труднее. Так что моя заслуга, пожалуй что, и повыше будет наполеоновской… В честь моего имени строятся народные дома, там висят мои портреты. Да если бы мне теперь дали армию — что я, не совладею, что ли? Лучше любого командарма совладею!

— Ну, а фронт дать? — шучу я.

— И с фронтом совладею… Да все вооруженные силы Республики, и тут так накачаю, что только повертывайся…

— Ну, а во всем мире?

— Нет, тут пока не сумею, потому что надо знать все языки, а я, кроме своего, не знаю ни одного. Потом поучусь сначала на своей России, а потом сумел бы и все принять. Что я захочу — то никогда не отобьется…

9 сентября

СМЕРТЬ ЧАПАЯ

Мы сидели у Полярного в кабинете… Подошло как-то к разговору коснуться 25-й дивизии.

— А вы слышали, — обратился ко мне Полярный, — в Двадцать пятой дивизии огромное несчастье: казаки вырубили весь штаб.

— Как вырубили, где?

— Ночью, наскочили на Лбищенск, куда из Бударина переехал штаб, застигли всех врасплох и порубили. Там же был и Чапаев, про него слышно тоже неладно: будто бы во время бегства на бухарскую сторону вместе с некоторыми телеграфистами он был тяжело ранен и брошен в пути, ибо казаки преследовали по пятам…

Я был потрясен этим известием. Поднялся и побежал в Ревсовет. Там уже никого не было. Пошел к Савину. Савин рассказал то же, что Полярный, ибо подробностей пока не было. В оперативном я узнал несколько точнее: казаки сделали налет на Лбищенск в количестве, по одной версии, трехсот, по другой — тысячи человек.

Отрезали пути отступления, захватили и перерубили всех, кто остался в Лбищенске. Чапай был дважды ранен уже во время бегства. Пулей или шашкой неизвестно.

Я с лихорадочным напряжением жду все новых и новых известий: жив ли Чапай, где он? Живы ли Батурин, Суворов, Крайнюков, Новиков, Пухов, живы ли конные ординарцы, наши геройские ребята, жив ли культпросвет, следком, работники батальона связи, где комендантская команда: все ведь знакомые, близкие, родные люди.

Думаю разом обо всех, за всех жутко и больно, всех жалко, но изо всех выступает одна фигура, самая дорогая, самая близкая — Чапаев.